15 Май 2012

Мыло.
— Ты только не смейся…
— Что еще?
— Сережа совсем ушел навсегда…
— Это когда же?
— Вчера…
— И сегодня еще не приезжал?..
Звонок в дверь. Нет, не картошку предлагают. Это Сережа с большими пакетами.
— Не хватайся, тяжело, — и идет на кухню.
— Спасибо, а что это?
— Мыло и манго…
— ?…
— Мыло — прикольное, ручное работы. Тут разные: мыло-скраб, мыло-гель, мыло-крем…
— То есть чтобы я смыла все следы и…
— Думай, как хочешь, но мне нужно было тебя увидеть…
Нет, только не целуй меня.… “эта музыка будет вечной”…

Манго.
Смс. “Доброе утро любимая, в сердце хранимая”
“Спасибо, что ты есть у меня, пусть день будет удачным”.
“Обожаю тебя, скучаю, жду встречи”
“Любимая, хорошая, красивая, желанная, единственная”

Письма. Ретро.
“Вот бы набраться храбрости и попросить тебя прочитать мои письма. А лучше бы сказать все самой. В лучшем случае — ты посмеешься надо мной. В худшем — весь сожмешься, насупишься и скажешь: что теперь делать? Ну, ладно, мне пора…
И я больше тебя не увижу. Правда, фотографий, где ты обнимешь жену — тоже…
Я тебя люблю. Умом мне тоже уже смешно. Только сердцем, телом, еще нет. Ты выделяешь для меня два часа в неделю. И я жду, все еще жду с трепетом встречи с тобой. Но боюсь целовать тебя, боюсь положить руку на ремень — боюсь быть отвергнутой. Слишком хотела быть любимой, желанной. Потом пробовала стать удобной, угождающей, ублажающей… Стала — никакой.
А ты кормил меня мороженым с ложечки. И дорога с твоей дачи проходила через мой дом. И тебе надо было заехать просто для того, чтобы увидеть меня. И это было…”

Пишу, потому что не смогу сказать это. Слова получаются деревянными. Не умею говорить о личном. Я давно решил для себя, что надо делать так, как считаешь нужным по обстоятельствам, а объяснение моим действиям покажет результат.
То, что наши отношения зайду в тупик я понял давно. Но, когда ты сказала о разрыве, у меня даже физических сил не было сопротивляться. Мне очень не хватает тебя. Я знаю, как тебе сейчас трудно, пусто, холодно, одиноко. Постарайся, пожалуйста, не делать глупостей и необдуманных шагов. Потом о них будет, как минимум, неприятно вспоминать. И другим можно сделать больно, и самому не становится легче. Это я уже пробовал.
Ты очень красивая, хорошая женщина. Не ищи своей вины за случившееся в себе. Сколько красивых, нежных слов я говорил своей первой женщине. Наверное, весь запас, отпущенный мне, высказал ей. С того дня, когда она сказала, что выходит замуж за другого, эти слова режут мне ухо, когда я их не слышу, не важно кто и кому их говорит.
Все, что у нас было мне очень дорого. Надеюсь, что и тебе потом, когда успокоишься, что-то будет приятно вспоминать. Не губи растения, которые мы покупали, они не виноваты.
Желаю тебе, чтобы у тебя все сложилось в личной жизни, твое творчество принесло материальное удовлетворение (думаю, что моральное приносит сам процесс), здоровья и всяческих успехов.
Спасибо за все.”

Сон.
Густой осенний воздух пеленает спортивную площадку двора твоего детства. Я ищу что-то давно, давно знакомое и очень нужное. Раннее утро, все еще спит, лениво встрепенулась и каркнула ворона. Листья, уже опавшие, ломкие. Я их топчу, но они не шуршат.. А мне каждый шаг тяжело дается. Тяжелая я, едва иду, да только знаю — нельзя остановиться… Толкает кто-то в спину, а я иду по тихому, сонному двору вперед, туда, дальше, где парк и горка. Очень крутая горка… А листья все молчат под ногами, а крутой склон все ближе и голос сбивчивый, женский скрипучий: иди, милая, иди без страха… Не тот обрыв, что видится, а тот обрыв, что узнается…

Мыло.
— Когда Сережа уже окончательно придет?
— Что ты! Это он уходит навсегда.
— А‑а-а…

Манго.
День, для кого-то обычный, суетный день. А мы наездились по магазинам, пообедали и решили посмотреть кино. Оба только помним, что Депардье промок в начале “Простой формальности”, а мы пристраивались друг к другу поудобнее, иногда проваливаясь в легкий сон, я уткнулась носом в твою спину… И время было только наше, только для нас. Всего какой-то час молчали все телефоны, а потом забурлила жизнь… Но вечером ты снова приехал поцеловать меня и сказать, что любишь так, как не бывает.

Письма.
“Привет! Твой убито-похоронный тон сильно рассердил меня. Что же получается, как только я сказала, что назад дороги нет — так все порывы и веселья улетучились. И что это было? “Эй, вещь, вернись на место. Я привык, что ты там. Когда хочу, тогда беру, знаю, что никуда не денешься”.
Когда человек хочет, он ищет способы, а когда не хочет — причину. И причину ищет драматическую, чтобы самовлюбленно страдать. Это же легче, чем принимать решения и отвечать за них. Перед собой, ибо только за них спросят потом. Только за твою жизнь.
И ты спрашиваешь у меня: что нам делать?
Да, считаю, что тебе жизнь показала, что кроме привычки и расчетов есть еще что-то настоящее, когда только любишь, веришь и надеешься. Найди в себе мужество и отвернись — скажи: мне это не надо! Когда просят помощи, она приходит. Когда человек сам себя колючей проволокой заматывает — фиг кто тебя доставать будет!”

Прости меня, пожалуйста! Только сейчас я начал понимать, что рядом со мной был человечек, который абсолютно доверял мне, был как ребенок открыт и беззащитен. Я не понимал, как велико твое чувство ко мне. В любом человеке есть бог — это его вера в себя, в свои возможности. А я убивал этого бога, разрушая веру. Прости меня. Оказалось, что ты была тем стрежнем, на котором все держалось. Ты отошла в сторону, и я стал рассыпаться. Без тебя все потеряло смысл. Два раза нельзя войти в одну и ту же реку. Того чувства, которое у тебя было — нет, и уже не будет. Ты первый человек, который так любил меня (кроме родителей). А я собственными руками все уничтожил. Удобно было считать, что тебе достаточно того, что есть. И даже не делать попытки понять тебя. Счастья нельзя заслужить, добиться. И то, что это было счастье, человек понимает потом, когда потеряет его. Поверь в себя. Прости меня. Я не стою ни одной твоей слезинки”.

Сон.
— Ой, да что вы толкаетесь.. Я его не вижу… Я спешу… Я боюсь потерять…
— Куда прешь, корова! Не оценена еще…
— Да как вы смеете! Я же за ним! Он сказал, что любит, что жить без меня не может! Я хочу…
— Здесь все хотят! Оцениться сперва надобно, потом торги пройти, а там и видно станет. Чего оторопела-то, глянь поди на себя в лужу, пока не затоптали.…
— Это ‑я-я‑я??? Но мне сюда не нужно, я не хотела…
— Поздно, милая! Тебя уже выставили. Приступайте, господа! Та-а-ак: возраст, дети, родственники, доход… теперь посмотрим, что он имеет…
— Стойте! Так это ОН меня??!!
— Не реви, молока не будет. Продолжаем…
— Где здесь выход?
— От чумовая, куда прешь! Да погоди, может еще не так все плохо, сторгуют тебя, возьмет… Да куды ж ты рогами по забору, больно, поди!
— Ой, трава то здесь свежая какая, густая, незатоптанная. А роса, роса-то…
— Насилу догнал… Свежо тут у тебя. Обычно то коровы в другую сторону с торгов бегут.. Бороться, доказывать, возвращаться на переоценку… А ты как ломанула… Ты скажи, что с ним-то теперь делать, оценивать?..

Мыло.
Я сержусь, я отказываюсь играть второплановую роль. Ты говоришь, что хочешь меня видеть и любить, но… Я тоже тебя хочу! Хочу спасть уткнувшись носом в твою спину!
Ты говоришь, что не оставишь жену на одинокую старость, тогда оставь меня! Моя жизнь все равно сложится здорово!
Ты столько лет жил без любви и теперь готов отказаться?
Ты молчишь, я плачу. У меня объявились морщинки и твои поцелуи не спасают от них.

Манго.
Радонеж. Утро буднего дня. Типичное февральское — дымчатое, смутное. Снег крупный, белый. Глазам больно — белое все. Нет людей. Только мы в конце зимы… Долгий спуск по лестнице к источнику. Цепочка следов. Твоих — больших, и моих — забавных, с дырочкой от каблука. Тишина. Благодать. Ты умываешь мое лицо, я смеюсь беззвучно, звуки сейчас лишние… Все немое, белое, чистое, только наше…

Письма.
“Как ты сумел меня так резко развернуть обратно? А нет мне назад дороги. Уже снова я планирую свою жизнь по тебе… Какой же ты сильный, а я слабая. Это ведь правильно, женщина должна быть слабой рядом с мужчиной, только как то я здесь ни при делах оказалась. Я похоронить свое стремление к полноценной жизни теперь тоже немыслимо!
Знаешь, к концу поста я напишу сказу про то, как бы мы жили-были. И буду читать ее много раз, пока не переживу каждую страницу. Ты снова будешь занят делами. Мне тепло оттого, что все-таки была нужна тебе и ты смог сказать об этом. Ведь и твоя жизнь стала богаче. О чем я мечтала — так и не сказал, значит, это была несбыточная мечта, неправильная…”

Привет, от твоих рассказов стало обидно и больно. Очень тяжело. Тебе нужно писать о любви, счастье, море, солнце. Но, видимо, чтобы ты могла об этом писать, у тебя это должно быть. Я точно знаю, чтобы у тебя это было, я должен отпустить тебя. А я не могу. Я все буду делать, чтобы видеть тебя, разговаривать с тобой, буду держаться за тебя, сколько сил хватит…”

Сон.
Мы с тобой смотрим в окно. И вдруг с левой стороны по дороге потекла вода. “Смотри, что-то прорвало”, — сказала я. От воды шел пар и она, поднимаясь, неслась по дороге. Желтоватая, но прозрачная. Ты молчал. Вода стремительно поднималась все выше. Вот она накрывает крышу 12-ти этажного дома напротив, я вижу наверху грязную пену, но еще видно небо… Бегу в комнату к Насте, она спокойно спит, проверяю телефон — он гудит. Меня охватывает паника. Я спрашиваю тебя: а как мы будем умирать?..
А ты спокоен, совершенно спокоен…

Мыло смылилось. Остался запах. Манго съелись. Остался вкус. Письма отправлены в прошлое. Осталось…
Когда я снова подняла глаза — воды уже не было, над соседним домом желтоватое небо голубело и раздвигало золотистые облака. Наступало утро.
Я проснулась счастливая, легкая. Осталось небо, солнце, и… Моя любовь к жизни.